Неточные совпадения
Густые, остриженные под гребенку и как смоль черные
волосы покрывают конический череп и плотно, как ермолка, обрамливают узкий и покатый лоб.
Мери сидела на своей постели, скрестив на коленях руки; ее густые
волосы были собраны под ночным чепчиком, обшитым кружевами; большой пунцовый платок
покрывал ее белые плечики, ее маленькие ножки прятались в пестрых персидских туфлях.
Длинные и черные, как уголь,
волосы, неприбранные, растрепанные, лезли из-под темного, наброшенного на голову
покрывала.
Первый раз Клим Иванович мог рассмотреть лица этих людей: у Хотяинцева лицо костлявое, длинное, некрасиво перерезано зубастым ртом, изрыто оспой, усеяно неряшливыми кустиками белобрысых
волос, клочья таких же бесцветных
волос встрепанно
покрывали его череп, вытянутый вверх, похожий на дыню.
А Гапон проскочил в большую комнату и забегал, заметался по ней. Ноги его подгибались, точно вывихнутые, темное лицо судорожно передергивалось, но глаза были неподвижны, остеклели. Коротко и неумело обрезанные
волосы на голове висели неровными прядями, борода подстрижена тоже неровно. На плечах болтался измятый старенький пиджак, и рукава его были так длинны, что
покрывали кисти рук. Бегая по комнате, он хрипло выкрикивал...
Сидя в постели, она заплетала косу.
Волосы у нее были очень тонкие, мягкие, косу она укладывала на макушке холмиком, увеличивая этим свой рост. Казалось, что
волос у нее немного, но, когда она распускала косу, они
покрывали ее спину или грудь почти до пояса, и она становилась похожа на кающуюся Магдалину.
Все теперь заслонилось в его глазах счастьем: контора, тележка отца, замшевые перчатки, замасленные счеты — вся деловая жизнь. В его памяти воскресла только благоухающая комната его матери, варьяции Герца, княжеская галерея, голубые глаза, каштановые
волосы под пудрой — и все это
покрывал какой-то нежный голос Ольги: он в уме слышал ее пение…
Нарисовав эту головку, он уже не знал предела гордости. Рисунок его выставлен с рисунками старшего класса на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где слабые места
покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да в
волосах прибавил три, четыре черные полосы, сделал по точке в каждом глазу — и глаза вдруг стали смотреть точно живые.
Они носят бороду; она у них большею частью длинная и жесткая, как будто из конского
волоса; у одних она
покрывает щеки и всю нижнюю часть лица; у других, напротив, растет на самом подбородке.
Он мне понравился своей благородной, задумчивой наружностью, своими печальными глазами с насупившимися бровями и грустно-добродушной улыбкой; он носил тогда длинные
волосы и какого-то особенного
покроя синий берлинский пальто с бархатными отворотами и суконными застежками.
Лицо его было в полтора больше обыкновенного и как-то шероховато, огромный рыбий рот раскрывался до ушей, светло-серые глаза были не оттенены, а скорее освещены белокурыми ресницами, жесткие
волосы скудно
покрывали его череп, и притом он был головою выше меня, сутуловат и очень неопрятен.
Седые
волосы рано
покрыли его голову, и добродушно-грустная улыбка больше выражала страданий, нежели морщины.
Бабушка, сидя около меня, чесала
волосы и морщилась, что-то нашептывая.
Волос у нее было странно много, они густо
покрывали ей плечи, грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее кривились, темные глаза сверкали сердито, а лицо в этой массе
волос стало маленьким и смешным.
Его сердитое лицо с черноватою бородкой и черными, как угли, глазами производило неприятное впечатление; подстриженные в скобку
волосы и раскольничьего
покроя кафтан говорили о его происхождении — это был закоснелый кержак, отрубивший себе палец на правой руке, чтобы не идти под красную шапку. […чтобы не идти под красную шапку — то есть чтобы избавиться от военной службы.]
В Егоре девочка узнала кержака: и по
покрою кафтана, и по
волосам, гладко подстриженным до бровей, от одного уха до другого, и по особому складу всего лица, — такое сердитое и скуластое лицо, с узкими темными глазками и окладистою бородой, скатавшиеся пряди которой были запрятаны под ворот рубахи из домашней пестрядины. Наверное, этот кержак ждет, когда проснется папа, а папа только напьется чаю и сейчас пойдет в завод.
Хотя незнакомец, явившийся на сцену столь неожиданным и странным образом, подходил ко мне с тем беспечно-задорным видом, с каким всегда на нашем базаре подходили друг к другу мальчишки, готовые вступить в драку, но все же, увидев его, я сильно ободрился. Я ободрился еще более, когда из-под того же престола, или, вернее, из люка в полу часовни, который он
покрывал, сзади мальчика показалось еще грязное личико, обрамленное белокурыми
волосами и сверкавшее на меня детски-любопытными голубыми глазами.
Она лежала на широкой кровати, положив под щеку маленькие ладошки, сложенные вместе, тело ее спрятано под
покрывалом, таким же золотистым, как и все в спальне, темные
волосы, заплетенные в косу, перекинувшись через смуглое плечо, лежали впереди ее, иногда свешиваясь с кровати на пол.
Одета она была до наивности пестро и плохо: красная сетка
покрывала ее
волосы, платье из полинялого голубого атласа давило ей грудь, толстые шведские перчатки восходили до острых локтей; да и где ж было ей, дочери какого-нибудь бергамского пастуха, знать, как одеваются парижские камелии!
«Воспрещение курить на улицах, — писал он в этой записке, — ограничения относительно
покроя одежды, в особенности же истинно-диоклетиановские гонения противу лиц, носящих бороды и длинные
волосы, — все это, вместе взятое, не могло не оказать пагубного воздействия на общественную самодеятельность.
Посему, и в видах поднятия народного духа, я полагал бы необходимым всенародно объявить: 1) что занятие курением табака свободно везде, за нижеследующими исключениями (следовало 81 п. исключений); 2) что выбор
покроя одежды предоставляется личному усмотрению каждого, с таковым, однако ж, изъятием, что появление на улицах и в публичных местах в обнаженном виде по-прежнему остается недозволительным, и 3) что преследование за ношение бороды и длинных
волос прекращается, а все начатые по сему предмету дела предаются забвению, за исключением лишь нижеследующих случаев (поименовано 33 исключения)».
Сердце мое переполнилось жалостью. Я приник губами к Олесиной руке, неподвижно лежавшей на одеяле, и стал
покрывать ее долгими, тихими поцелуями. Я и раньше целовал иногда ее руки, но она всегда отнимала их у меня с торопливым, застенчивым испугом. Теперь же она не противилась этой ласке и другой, свободной рукой тихо гладила меня по
волосам.
Какой-то нищий стоял перед гробницею; длинные и густые
волосы, опускаясь в беспорядке с поникшего чела его,
покрывали изможденное и бледное лицо, на коем ясно изображались все признаки потухающей жизни.
Седые, курчавые пряди
волос покрывали его виски и острые уши; голубые, спокойные глаза придавали верхней части лица его выражение мудрое, благообразное.
Молодая женщина, скинув обувь, измокшую от росы, обтирала концом большого платка розовую, маленькую ножку, едва разрисованную лиловыми тонкими жилками, украшенную нежными прозрачными ноготками; она по временам поднимала голову, отряхнув
волосы, ниспадающие на лицо, и улыбалась своему спутнику, который, облокотясь на руку, кидал рассеянные взгляды, то на нее, то на небо, то в чащу леса; по временам он наморщивал брови, когда мрачная мысль прокрадывалась в уме его, по временам неожиданная влажность
покрывала его голубые глаза, и если в это время они встречали радужную улыбку подруги, то быстро опускались, как будто бы пораженные ярким лучом солнца.
Собрав силы, я приподнялся и увидел ее лицо. Глаза ее были закрыты, и она была неподвижна. Я чувствовал, как
волосы шевелятся на моей голове. Я хотел бы лишиться сознания. Я упал к ней на грудь и
покрывал поцелуями это лицо, полчаса тому назад полное жизни и счастья, доверчиво прижимавшееся к моей груди. Теперь оно было неподвижно и строго; маленькая ранка над глазом уже не сочилась кровью. Она была мертва.
Она подходит ближе и смотрит на царя с трепетом и с восхищением. Невыразимо прекрасно ее смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие
волосы, в которые она воткнула два цветка алого мака, упругими бесчисленными кудрями
покрывают ее плечи, и разбегаются по спине, и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то красных сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую шею.
На другом стуле помещался тоже завитой, но совершенно голый белокурый и худощавый мальчик лет восьми. Он не успел еще простыть после представления; на тоненьких его членах и впадине посреди груди местами виднелся еще лоск от испарины; голубая ленточка, перевязывавшая ему лоб и державшая его
волосы, была совершенно мокрая; большие влажные пятна пота
покрывали трико, лежавшее у него на коленях. Мальчик сидел неподвижно, робко, точно наказанный или ожидающий наказания.
Было тихо; мелкая известковая пыль, подымаемая тысячами ног, стояла над шоссе; она лезла в нос и рот, пудрила
волосы, так что нельзя было разобрать их цвета; смешанная с потом, она
покрыла все лица грязью и превратила всех в негров.
В то время как на последнем все было чисто и даже, пожалуй, щеголевато, — работник весь оброс грязью: пыль на лице и шее размокла от пота, рукав грязной рубахи был разорван, истертый и измызганный олений треух беззаботно
покрывал его голову с запыленными
волосами, обрезанными на лбу и падавшими на плечи, что придавало ему какой-то архаический вид.
Где тут стыд?
Покрыть седые
волосы отца
Бесчестьем, посмеяться над отцом,
Любовницею быть бездомного бродяги,
В таких летах… А! это слишком много!..
Нет! звери благородней! звери лучше!..
Один более свободный товарищ его игр был сын сельского священника, отличавшийся белыми
волосами, до того редкими, что не совсем
покрывали кожу на черепе, и способностью в двенадцать лет выпивать чайную чашку сивухи не пьянея.
Заседатель, видимо, сильно устал. Его широкая грудь работала, как кузнечные мехи, и все тучное тело ходило ходуном под короткою форменною шинелью довольно изящного
покроя. Щеки тоже вздувались и опадали, причем нафабренные большие усы то подымались концами и становились перпендикулярно, то опять припадали к ушам. Большие, сероватые с проседью и курчавые
волосы были покрыты пылью.
Я быстро оглянулась. У горящего очага сидела старая дама в черном платье, с черным же мечаком, [Мечак —
покрывало.] наброшенным на седые, белые, как снег,
волосы. Я увидела худое, морщинистое, но на редкость величественное лицо, орлиный крючковатый нос и проницательные, не по летам живые черные глаза.
Град исступленных поцелуев
покрывал ее лицо, руки и плечи, ее мокрые
волосы, ее посиневшие губы…
Нежно-прозрачное лицо ее теперь было желто — и его робко оживлял лихорадочный румянец, вызванный тревогою чувств, возбужденных моим прибытием; златокудрые ее
волосы, каких я не видал ни у кого, кроме путеводного ангела Товии на картине Ари Шефера, —
волосы легкие, нежные и в то же время какие-то смиренномудрые, подернулись сединою, которая
покрыла их точно прозрачною дымкой; они были по-старому зачесаны в локоны, но этих локонов было уже немного — они уже не волновались вокруг всей головы, как это было встарь, а только напоминали прежнюю прическу спереди, вокруг висков и лба, меж тем как всю остальную часть головы
покрывала черная кружевная косынка, красиво завязанная двумя широкими лопастями у подбородка.
Еще минута, и иссиня-черные пряди мягких, пушистых
волос покрывают пол крошечной комнатки.
Они шумно вошли в залу. Лица их после купанья свежи и оживленны, темные
волосы Наташи влажны, и она длинным
покрывалом распустила их по спине. Дядя увидел это и пришел якобы в негодование.
Серафима вырывалась от Теркина — на ней был пеньюар — и правой рукой как будто силилась нанести удар по направлению к Калерии. Вся она дрожала, из горла выходил хрип. Зрачками она тихо поводила, грудь колыхалась, спутанные
волосы покрывали лоб.
Ее руки и ноги усиленно работали, голова поднималась над уровнем воды, и распустившиеся
волосы покрывали ей почти все лицо. Они были уже в нескольких аршинах от берега. Их ноги начали задевать за песок.
— Нет, — закричал я, — это вовсе не то, что будто я тебя отвергаю. Я тебе друг и докажу тебе это моею готовностью помочь твоему горю. Только не говори более, для чего ты пришла сюда. Разрушь скорей это плетение
волос, через которое ты стала походить на гетеру; смой с своих плеч чистой водою этот аромат благовонного нарда, которым их
покрыли люди, желавшие твоего позора, а потом скажи мне: сколько именно должен муж твой.
В одно из заседаний веча, где находился Назарий, вдруг в советную комнату вбежала, прорвавшись сквозь стражу стоявшую у входа, высокая, немолодая, хотя все еще красивая женщина. Вид ее был растрепан,
покрывало на голове смято и отброшено с лица,
волосы раскинуты, глаза же горели каким-то неестественным блеском.
Она выпрямилась, и распустившиеся
волосы образовали золотую рамку вокруг ее чудного мраморного лица с горящими, потемневшими глазами. Он остановился, видимо, сам пораженный этой адской красотой. Она заметила это и бросилась к нему на грудь,
покрывая его своими роскошными
волосами.
Каштановые с сединою
волосы, причесанные назад, открывали таким образом возвышенное чело, на котором сидела заботливая дума; из-под густого подбородка едва выказывался тончайшего батиста галстух, искусно сложенный; пышные манжеты выглядывали из рукава мундира,
покрывая кисть руки почти до половины пальцев.
В парных санях отец и сын, когда ехали от вокзала, поглядывали один на другого. Они друг другу нравились. Александр Ильич видел, как Сережа делается все похожее на него. Тот, за один год, сильно возмужал. Треуголка сидит на нем молодцевато, надетая немного вбок. Бобровый воротник офицерской шинели
покрывает ему наполовину розовые уши, на виски начесаны темно-каштановые
волосы.
Друг мой, городовой Мухолов, сидел в моем любимом кресле, и на коленях у него помещалась Марья Дементьевна; он держал ее в своих объятиях и
покрывал ее лицо звучными поцелуями, а она нежно перебирала
волосы на его голове…
Но у нее
волосы самого"воронова крыла", как до сих пор еще называют в провинции и у нее на Волге. И теперешняя прическа
покрывает ее голову как шапкой. Глаза темные-темные, и ресницы бросают тень — так они длинны. Рот немного крупен, но из-за свежих губ выглядывают чудесные зубы.
Род пестрых мантий, сшитых из лоскутков,
покрывали их плеча; головы их были обвиты холстиною, от которой топорщились по сторонам концы, как растянутые крылья летучей мыши; из-под этой повязки торчали в беспорядке клочки седых с рыжиною
волос, которые ветерок шевелил по временам.
Он поддержал ее и осторожно довел и положил на кушетку. Она дрожала в своем мокром платье так, что зубы ее стучали. Он
покрыл ее всю лежавшим тут же синелевым платком, поправил ее
волосы и позвонил.
Сидевший был брюнет: волнистые
волосы густою шапкой
покрывали его красиво и правильно сложенную голову и оттеняли большой белый лоб, темные глаза, цвета, неподдающегося точному определению, или, лучше сказать, меняющие свой цвет по состоянию души их обладателя, смело и прямо глядели из-под как бы нарисованных густых бровей и их почти надменный блеск отчасти смягчался длинными ресницами; правильный орлиный нос с узкими, но по временам раздувающимися ноздрями, и алые губы с резко заканчивающимися линиями рта придавали лицу этого юноши какое-то властное, далеко не юношеское выражение.
Лица этой женщины не было видно, потому что оно закрывалось густым
покрывалом темно-русых
волос, упадавших по полу.